Историей и современными проблемами Ямала занимаются многие учёные страны – историки, археологи, этнографы, лингвисты, экономисты, филологи… В начале декабря более ста представителей науки собрались в Музейно-выставочном комплексе им. Шемановского на научно-практическую конференцию «Обдория: история, культура, современность».
Казна московского княжества
Темы докладов конференции охватили немалый срок – говорили об истории и культуре Сибири со времён Александра Македонского, затронули средневековье, царскую и советскую Россию, и даже заглянули в будущее – был озвучен экономический прогноз на 2030 год, где наш регион выглядит благополучным, стабильным, устойчиво развивающимся. Конечно, так было не всегда, большую часть истории человечества северные регионы воспринимались как нечто тёмное, мрачное и мало пригодное для жизни.
- Первые сведения о северной территории Азии были сформулированы ещё в древности, - рассказывает В. Ламин, доктор исторических наук, директор Института истории СО РАН в докладе «Образ севера Сибири от эпохи Александра Македонского до настоящего времени». – В 328-327 году до нашей эры Александр Македонский зимовал в долине Сырдарьи и Зеравшана. Допрашивая пленных кочевников, воины выяснили, что на Севере есть хищные птицы, которые охраняют золото, а люди, которые там живут, по полгода спят. Дальше же простирается ледовитое море, которое никогда не тает. Великий завоеватель решил, что с такими людьми не стоит воевать. Прошло тысяча триста лет. Появились в этом месте новгородцы, это зафиксировала летопись 1032 года. Позже, когда новгородскую торговую республику подчинило Московское княжество, началась русская, московская история здешних мест. После победы над Кучумом открылась дорога в Сибирь. Напомню, месторождений благородных металлов у Москвы не было, и жила Московия в те времена сибирской пушниной. Казалось, этот золотовалютный источник неисчерпаем.
Но произошло вот что. Западную Европу заполонили голландскими и немецкими тканями, из Америки пришёл хлопок. Цены на пушнину резко упали, и московское княжество начало искать новые источники поступления золота. В течение первой половины XIX века на севере Западной Сибири наступило затишье. Началась экспансия в южные районы – завоевание Крыма, Причерноморья. Один из государственных деятелей определил положение Сибири как ненужного, обременяющего страну района. Так продолжалось до тридцатых годов XIX века, пока там не обнаружено было золото. Сибирь выдвинула Россию на первое место среди золотодобывающих держав.
Богата людьми
- Важной проблемой было заселение Сибири, - продолжает В. Ламин, - Россия того времени аграрная страна, более половины населения составляли крестьяне, и поэтому, когда в европейской части государства назрела ситуация малоземелья, сначала пытались силовыми средствами заглушить протестные явления. В итоге разрешили свободное переселение крестьян в Сибирь.
Центральная власть с опаской относилась к тем, кто живёт в Сибири. Чиновников всех уровней возмущало непривычное для России поведение сибиряков: это были люди, которые могли разговаривать с высокопоставленным лицом на равных, не ломали шапки, в церковь ходили редко. В 1837 году эти места впервые посетила венценосная особа. Наследник престола побывал в Тюмени, Екатеринбурге, Кургане, Нижнем Тагиле и доложил своему отцу Николаю I, что сибиряки – народ, который верен царской семье.
Несмотря на неверие многих чиновников в сибирскую мощь, реальная государственная власть чётко продолжала курс на развитие бескрайних северо-западных просторов. Николай Мордвинов, один из основоположников экономической науки в России, который работал с конца XVIII до середины XIX века, писал: «Необходимо… разместить капиталы по всему пространству государства… Тогда всё тело империи будет равно здраво, равно сильно, равно деятельно… Тогда Нева и Москва не будут две реки, протекающие между великолепными зданиями и в берегах узорчатых, отделанных с искусством и вечной твёрдостью; но Двина, Днепр, Дон, Волга, Обь, Лена потекут между множества великих и великолепных градов… Тогда Россия сделается истинно единым царством; равно везде снабжённая, равно во всяком искусстве ухищрённая, равно преизобилующая, – и благоденствие распространится в равной мере по всему пространному лицу её».
Приведу ещё одну цитату, подтверждающую, что со временем положительный облик Сибири сложился и у иностранцев. Французский журналист, обозреватель газеты «Мон» в 1973 году, когда развернулся мировой энергетический кризис, заметил, что «…Сибирь трижды спасала Россию: первый раз – в 1922 году, когда голод распространился по всей европейской части России, и сибирский хлеб спас страну. Второй раз – во время Великой Отечественной войны, когда враг стоял под стенами Москвы, и сибирские дивизии встали насмерть. Третий раз – сейчас, когда весь мир задыхается от топливного кризиса, а сибирские нефть и газ открыли России второе дыхание».
Традиционный быт
- Сложно заглянуть в комнатный быт старожилов Обдорска начала XX века, - доложил собравшимся Сергей Туров, кандидат исторических наук, доцент Тюменского госуниверситета. – Единственный, кто описывал быт обдорян, был Бартенев. По его свидетельству, значительная часть изб в Обдорске имела несколько комнат с крашеными полами, со стенами, оклеенными обоями, зеркалами и красивыми аниграфиями, с сундуками и ящиками. Эти ящики - крашеные, окованные, прикрытые коврами, что придавало обдорским избам старинный колорит. Потолок обдоряне обычно белили, а полы если не красили, то тщательно выскабливали во время уборки помещения. Вообще обдорянам было свойственно свои дома охачивать – местное, северное выражение, близкое современному «ухаживать», «соблюдать свою домашность».
Дверь в обдорскую избу буквально распахнулась в 1921 году, когда во многие русские дома постучались так называемые конфискационно-учётные комиссии. Имущество многих горожан было очень подробно описано. Благодаря деятельности комиссии можно заглянуть, например, в дом Николая и Дмитрия Нижегородцевых. В 1921 году обстановка выглядела примерно так: стол письменный, стол круглый большой - два, стол малый – три, стол угловой – два, стол ломберный, венский с прибором, стол простой, часы стенные, стульев венских 18 штук, лампа стенная, зеркал разных – 6 штук, гардероб старый, комод, шкаф для посуды, гардероб узкий полированный, этажерка полированная, две железных кровати, диван мягкий, столик прикроватный, ковёр половой большой, комод старый. И это обстановка не самого богатого дома.
В доме Августы Бронниковой та же комиссия взяла на учёт: дорожек на комод - 2, ковров – 3, штор – 3, стульев обитых – 6 штук, стульев венских – 15 штук, диван, кресел – 2, столов больших – 2, письменных – 1, цветочных(!) – 5, буфет, комод, умывальник мраморный, гардероб, сундуков разных – 8 штук. Кухонный шкаф заполняла посуда: блюдец чайных -10 штук, стаканов - 20 штук, блюда для варенья – 12 штук, блюд больших – 5, тарелок мелких – 20, тарелок глубоких – 10, маленьких – 10, маслёнок – 5, сливочников для бульона – 2, чайниц – 2, чайников – 2, кофейня никелированная, ситечко кофейное, ваза стеклянная, сливочников для молока – 2, чашка полоскательная, воронка, сахарница, подносов для рюмок – 2, банок 2 штуки, кофейная машинка, самовар никелированный и так далее – посуды достаточно, чтобы принять пол-Обдорска.
Для отопления помещения обдорского жилища обычно имелись русская печь и, как правило, ещё одна железная печь для подтопки. Чем освещались помещения? Небогатые дома – жаровнями и лампадами, даже лучинами. Богатые могли позволить себе свечи, красивые лампы типа «молния» или под абажуром, настенные, фонари спиртовые, лампы-ночники. Состоятельные освещали и двор - при помощи столбовых фонарей. Нередко в богатых домах можно было встретить граммофон, патефон, швейную машинку, а то и барометр.
Домашность обдорского зырянина мало чем отличалась от русского. Дмитрий Садовников по поводу домашности надымских зырян писал: «…обои на стенах, дешёвые картинки, убранство – русские, лишь некоторые коробушки для держания хлеба, посуды и тому подобного да оригинальные крашеные ящики с крышкой говорят о нездешнем, зауральском».
Традиционная степень религиозности зырян, о которой говорили наблюдатели, предполагала иконостас, этому тоже есть свидетельства. Следует добавить, что, по свидетельству того же Бартенева, «зыряне живут очень грязно, неряшливо». Выражение «зырянское житьё» русскими хозяйками употреблялось как синоним неряшливости и неопрятности. Подобное положение дел отмечают и другие исследователи обдорского края. Это объясняется миграционными процессами – зыряне в начале XX века не успели осесть, в отличие от русских, они только прибыли, большинство не имели собственного угла. В жилых помещениях существовали несколько семей, и одна хозяйка едва-едва успевала почистить горницу. В это же время в Обдорске Бартенев видел и другие дома – где не было столпотворения, было чисто и хорошо.
Ещё один документ позволяет нам заглянуть в небогатое зырянское жильё – описание имущества гражданки села Мужи Марфы Григорьевны Коневой, умершей в 1926 году. В старом пятистенке осталась кровать с занавеской, традиционной для зырянского дома. Кровать покрыта одеялом шубным старым, в изголовье – 4 подушки перьевые старые. Комод старый, один стол, один стул, скамеек старых – 6 штук, иконы две маленькие. Марфа Григорьевна при желании могла растопить старый медный самовар, согреть старый чайник, поставить на стол такую же старую сахарницу, две пары фарфоровых чашек. Чаепитие освещала лампа старая без стекла. Ещё были чугунок старый, чугун маленький, котелок белый, прочая бытовая мелочь, всё старое.
Что носили в то время? Для городского костюма характерны были инородческие вещи. Мужчины носили старинные шубы до пят, опушенные чаще всего лисицей по подолу и бортам, сшитые наподобие монашьих, женщины - телогреи и жакеты, традиционную городскую одежду: юбка, кофта, обувь на каблуке, т.е. в отношении моды, качества, тканей ничем не отличавшуюся одежду, характерную для всего огромного русского провинциального мира. В отличие от русских женщин, зырянки носили свои традиционные костюмы.
Сибирь во все времена была местом ссылки неугодных. Поток людей образованных, грамотных, большей частью передовых для своего времени не мог не отразиться на жизни глухой провинции. О людях, которые приезжали сюда не по своей воле, внёсших вклад в культуру, науку, исследовавших этот край и полюбивших его, рассказал Алексей Мазурин, заведующий отделом новой и новейшей истории, на научно-практической конференции «Обдория: история, культура, современность».
Ссыльный на госслужбе
- Согласно материалам переписи населения 1898 года, в Сибири грамотного населения было почти в два раза меньше, чем в европейской части. Примерно треть сибирской интеллигенции проживала в семи губернских и областных городах, причём 93 процента имели среднее, общее или специальное образование. За счёт местных кадров её ряды пополнялись лишь частично, больше прибывали из центральных районов страны, чаще - по принуждению, чем по доброй воле.
Уже в начале двадцатого века практически не было людей, пожелавших после окончания учебных заведений работать в отдалённых районах страны. Им предлагали повышенные оклады, более быстрое продвижение по службе. Но ничто это не привлекало в Сибирь лучшие силы старой интеллигенции. Отдалённость, отсутствие постоянного сообщения с культурными центрами России, дичайший произвол администрации, оторванность сибирских городов друг от друга – всё это привело к тому, что сибирская администрация была вынуждена для пополнения рядов местной интеллигенции использовать традиционную политическую ссылку.
Политссыльные конца девятнадцатого века большей частью были людьми интеллектуального труда – врачами, педагогами, бывшими студентами. Труд их ценился работодателями достаточно высоко, и это позволяло некоторым государственным преступникам служить в частных и даже государственных конторах. Особо нужно отметить особый вклад, который внесли ссыльные в научное изучение Сибири, её природы, экономики, истории, этнографии.
Стремительное возрождение Сибири к концу XIX века связано с воздействием политических ссыльных и передовой литературы, которая тоже поступала в регион благодаря тем же самым государственным преступникам. Одним из реальных результатов подъёма общественного сознания стало появление сибирской печати.
Одним из наиболее известных обдорских дореволюционных ссыльных можно назвать Богдана Кнунянца, который прожил здесь меньше года. Всё время своей ссылки он вёл активную просветительскую деятельность, а после удачного побега написал о том, что представлял собой Обдорск в 1907 году в работе «Три месяца ссылки и побег». Известным позднее стал и ссыльный Николай Михайлович Немцов, тульский рабочий, организатор первой обдорской слесарной мастерской и завсегдатай обдорского краеведческого музея и библиотеки.
Согласно хранящимся в документальном фонде МВК воспоминаниям одного из первых большевиков и комсомольских вожаков Обдорска Матвея Семёновича Канева, в его становлении как грамотного самостоятельного человека самое непосредственное участие приняли именно политические ссыльные.
Метео от Гервасия
- Ведущую роль ссыльные занимали в одной из естественных наук – метеорологии.
В 1877 году в Обдорск был доставлен опасный государственный преступник Иван Антонович Гервасий. Именно он начал регулярные наблюдения за климатом на Полярном круге. В марте 1882 года главная физическая обсерватория Санкт-Петербурга обратилась к тобольскому губернатору с просьбой: «В обширном международном предприятии для исследования метеорологических и магнитных явлений в северных полярных странах Россия принимает участие в снаряжении двух экспедиций… Из проведенных этими экспедициями наблюдений можно извлечь гораздо больше пользы, если к этому времени и в следующие за тем годы будет увеличено число метеорологических станций по всей Сибири и в особенности в её северных частях, где в настоящее время не существует почти ни одной правильно организованной метеорологической станции. В видах большей пользы, которые представляют для науки метеорологические наблюдения из Обдорска, обсерватория желает воспользоваться предложением сосланного в Обдорск бывшего студента Ивана Гервасия, который выразил желание производить в Обдорске правильные метеорологические наблюдения…».
Уже в ноябре 1882 года обдорская метеостанция была официально признана в научных кругах, и её сведения стали включаться в ежегодники. Это была первая метеостанция на обском Севере.
Обдорский эссеист
В 1896 году в Санкт-Петербурге вышла книга «На крайнем северо-западе Сибири» с подзаголовком «Очерки обдорского края», автор – политссыльный Виктор Бартенев. Очерки его интересны прежде всего непредвзятостью наблюдения за северным бытом, нравами и обычаями местного населения. О северном поселении писали в те времена немного, и взгляд образованного петербуржца, волею судьбы глубоко окунувшегося в обдорскую действительность, показателен и любопытен.
По-видимому, сам автор, до того как попал на Полярный круг, никогда не слышал об Обдорске: «…самое имя которого довольно зловеще звучит в ушах русского интеллигентного человека, часто рисуется какой-то голой скалой на берегу Ледовитого океана…».
Сравнив несколько северных поселений, Бартенев нашёл, что Обдорск лучше по сравнению с Туруханском и Средне-Колымском: «…население многочисленнее, богаче и развитее. В Средне-Колымске, например, люди живут в маленьких домиках, без плиты, в одну комнату - в Обдорске же в таких лачугах обитают только остяки и беднейшая часть русского населения». Превосходил обдорянин жителя тогдашнего российского Севера и по опрятности: «…баня - необходимая потребность каждого русского и зырянина…», и по грамотности.
Образованное общество северного городка не отличалось многочисленностью, но зато было очень демократичным. В бомонд, отмечает автор, были вхожи писарь и заседатель, фельдшер и акушерка, учитель и священник. И что показательно: в Обдорск исправно приходила периодическая печать, подписываться на которую считали своим долгом представители местного высшего света. Наибольшей популярностью, свидетельствует Бартенев, у обдорян-интеллигентов пользовались газеты «Нива», «Сибирский листок» и «Живописное обозрение». Интересовали сибиряков и прогрессивные на тот момент «Русская мысль» и «Вестник Европы».
«…Сравнивая обдорянина и вообще сибиряка с крестьянами и мещанами европейской России, я всегда отдам предпочтение первым перед последними. Уровень умственного и нравственного развития сибирского населения, насколько я мог заметить, выше общерусского. Обдорянин, как и вообще сибиряк, выглядит как-то осмысленнее и благороднее… В Сибири вообще меньше той обывательской пошлости, от которой тошнит в провинциальной России…».
Несмотря на неизменно сопровождающую деятельного человека в дальнем захолустье тоску и постоянно преследующие его в силу общей слабости здоровья болезни, Бартенев занимался метеорологией, написал и опубликовал ещё как минимум три работы, сохраняя свои впечатления и для современников и для далёких потомков.
Уголовникам тут не место
- Крайний Север занимал особое место и в репрессивной политике советского государства. Как и до революции, он остался местом ссылки. Декретом ВЦИКа от 10 августа 1922 года для лиц, причастных к антиреволюционным выступлениям, вводилась административная высылка за границу или в определённые местности РСФСР сроком до трёх лет под надзор местного органа Главного политуправления. Эти места определил в записке Ленину председатель ГПУ Дзержинский. Среди городов были названы Печора, Березов и Обдорск.
Говорить о политических ссыльных советского периода затруднительно хотя бы потому, что их имена стирались из истории осознанно и целенаправленно. С двадцатых по пятидесятые годы в стране были настолько безразличны к судьбе отдельного человека и настолько насыщенны различными событиями, что даже по чудом сохранившимся крохам и воспоминаниям многое восстановить уже невозможно.
Поток административных ссыльных в Сибирь составлял 150-250 человек в год и практически не менялся. Советская ссылка не стала копировать опыт предшествующих поколений, от попыток специализации преступников пришлось отказаться, поэтому получилось так, что многие из политиков всё равно в силу того, что не хватало местной интеллигенции, попадали на службу в государственные, кооперативные, общественные организации. Об этом говорится в сводках ОГПУ. Таким образом, ссылка продолжала традиционно поставлять в регион интеллигенцию, позволяющую формировать и развивать его экономические, политические и культурные силы.
Обдорску опять повезло – сюда присылали исправляться не уголовников, а революционеров, политических противников господствующего государственного режима. А поскольку эта часть государственных преступников чаще всего была более образованной, то неудивительно, что она оказала заметное влияние на обдорское общество.
С ним не спорил Ленин
В 1925-1927 годах в Обдорске, а затем в Кушевате отбывал административную ссылку Дмитрий Редриков. Он не только проводил археологические изыскания в местах своего невольного поселения, но и принимал активное участие в деятельности обдорского краеведческого кружка, на заседаниях которого делал доклады и участвовал в диспутах на темы происхождения местных археологических культур. Собранные коллекции Редриков отправлял в Ленинградское отделение Академии наук и даже получил открытый лист, дающий право на археологические разведки.
С 1934 по 1936 годы здесь в роли политического ссыльного находился известнейший педагог, выдающийся ученый, специалист в области географии, этнографии, археологии Бруно Фридрихович Адлер. Его деятельность по созданию музеев носила столь заметный характер, что, когда нужно было отправлять представителя России в Германию для изучения музейного дела, с его кандидатурой не спорил даже Ленин.
В начале пребывания в Обдорске Адлер получил работу и комнату на сельхозопытной станции, где занимался выведением сортов овощей в полярных условиях. Преподавал немецкий язык в средней школе, до которой ходил пешком каждый день по шесть километров. После отказа в работе и жилье квартировал у М.Булыгиной на улице Мирюгина. По всей видимости, переписка с семьей, которая жила в Германии, и некоторыми из учёных у него продолжалась вплоть до 1936 года.
Мало сведений сохранилось о жизни и деятельности Пантелеймона Верещагина – известно только, что он преподавал, был ученым-химиком.
Тайна театрального бомонда
- Отдельной статьей было проживание в Салехарде в 1948-1953 годах заключённых, имевших отношение к железной дороге пятьсот первой стройки. Помимо прочих здесь были и политические ссыльные, которые в основном работали в театре. Из наиболее известных творческих людей здесь побывали: музыкант, дирижер и композитор Юрий Бинкин, художник и архитектор Александр Дейнека, художник-декоратор Дмитрий Зеленков, археолог и певец Дмитрий Крайнов, поэт и писатель Лазарь Шерешевский, артист и режиссер Леонид Оболенский, актриса Валентина Иевлева-Павленко и многие, многие другие.
Активная театральная жизнь Салехарда, к сожалению, угасла в конце 40-х годов и ещё ждёт своего исследователя, для которого наверняка откроется много забытого и доселе неизвестного. Например, ещё предстоит подтвердить или опровергнуть легенду о том, что с февраля по июль 1922 года в Обдорске был в ссылке один из основателей российского театра Владимир Немирович-Данченко. Впрочем, научные сотрудники музея МХАТа вовсе отрицают версию о ямальском вояже мэтра.
Но, тем не менее, даже и без этого, очень лестного для истории ямальской культуры эпизода, факт благотворного влияния на неё непокорной, но очень талантливой и деятельной части российской интеллигенции остаётся фактом. Посеянные на Крайнем Севере лучшими представителями политической ссылки во все периоды её существования не в самых пригодных для этого условиях и обстоятельствах семена духовности всё же проросли, позволив расцвести культуре не такого уж и далёкого по меркам сегодняшних дней, но все же окраинного региона России.
