Парад, проведённый советским командованием буквально под носом у наступающего врага, ранее обещавшего в тот день показать Москве собственное победное шествие, не имеет аналогов во всей мировой истории войн.
Я спрашиваю: будем проводить парад?
28 октября 1941 года Сталин вызвал командующего войсками Московского военного округа генерала Артемьева и командующего ВВС генерала Жигарева и просто ошарашил их вопросом:
– Через десять дней праздник Октябрьской революции. Будем проводить парад на Красной площади?
Генералы оторопели. Москва была в эвакуационных конвульсиях. Город затянуло дымное марево – жгли бумаги в учреждениях. О параде даже мысли не возникало.
– Я ещё раз спрашиваю: будем проводить парад?
Артемьев неуверенно начал:
– Но обстановка… Да и войск нет в городе. Артиллерия и танки на передовой… Целесообразно ли?
– Но главком обороны считает, – Сталин кивнул на членов Политбюро, которые сидели за столом, – необходимо провести парад. Он будет иметь огромное моральное воздействие не только на москвичей – на всю армию, на всю страну.
Командующие получили соответствующие указания, и подготовка к параду началась – в условиях полной секретности.
Звёзды расчехлить
Командирам частей, участвующих в параде, о параде, как таковом, стало известно в 23 часа 6 ноября, а приглашаемым на Красную площадь представителям трудящихся сообщали о проведении торжества с 5 утра 7 ноября.
Большие сложности вызывало само проведение парада, в частности, большие опасения были насчёт немецкой авиации, которая могла одним ударом по площади уничтожить советское руководство. В связи с этим с 5 ноября советская авиация наносила упреждающие бомбовые удары по аэродромам немецких войск. К тому же за день до парада метеорологи сообщили, что 7 ноября ожидаются низкая облачность и сильный снегопад, всё это несколько разрядило обстановку.
В ночь перед парадом, по личному указу Сталина были расчехлены и зажжены кремлёвские звёзды, также была убрана маскировка с Мавзолея Ленина.
Во время парада были приняты беспрецедентные меры безопасности – у всех солдат, участвовавших в параде, даже у тех, кто позже отправлялся на фронт, были изъяты патроны, также были изъяты все снаряды из танков и артиллерийских орудий. Наконец, в последний момент перенесли время начала парада: с привычных 10 утра – на два часа раньше.
Вот вам!
Парад начался ровно в 8 часов 7 ноября 1941 года. Для всей страны он стал неожиданным, потрясающе радостным событием. Это был парад хотя и традиционный, но необыкновенный. Парад не только военный, но и политический, парад-вызов, парад презрения к врагу, парад-пощёчина: вот вам! Вы кричите о взятии Москвы, а мы проводим свой обычный праздничный парад!
В дни, когда враг находился в нескольких десятках километров от города, проведение парада было очень рискованным. Но на этот раз они удара не подготовили: немецкая разведка не узнала о готовящемся сюрпризе. Когда начался парад, только в эту минуту была включена радиостанция, транслирующая репортаж на весь мир. Его, конечно, услышали и в Берлине, но всё это было так неожиданно, так невероятно, что не знали, что же предпринять. Все боялись доложить Гитлеру о происходящем. Он сам, совершенно случайно включив радиоприёмник, услышал музыку марша и твёрдую поступь солдатских сапог. Фюрер сначала принял это за трансляцию о каком-то немецком торжестве, но, услышав русскую речь, команды на русском языке, понял, что происходит. Фюрер кинулся к телефону – приказал немедленно поднять в воздух всю авиацию группы армий «Центр» и разбомбить парад.
Но наши авиаторы хорошо подготовились – ни один самолёт не прорвался к Москве. В сводке «Информбюро» на следующий день сообщалось: «В день традиционного праздника Великой Октябрьской социалистической революции немецкое командование решило нанести по Москве мощный бомбовый удар и сорвать демонстрацию на Красной площади. Лётчики 6-го истребительного корпуса и зенитчики ПВО Москвы отразили налёт вражеских самолётов, сбив при этом 34 немецких самолёта. Ни одна бомба не упала на город, парад советских войск прошёл нормально».
Слова Сталина
Командовал парадом командующий Московским военным округом генерал Павел Артемьев, а принимал его маршал Семён Будённый. Вопреки традиции произнёс речь не тот, кто принимал парад, а Сталин. Именно в этот день он сказал: «Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!».
На парад вышли курсанты военных училищ, полки дивизии особого назначения имени Дзержинского, Московский флотский экипаж. Отдельные армейские батальоны были незаметно для противника введены в Москву только для участия в параде.
Вслед за частями и подразделениями, прибывшими с фронта, прошагал и полк народного ополчения – разношёрстное и пёстрое войско. Полушубки, бушлаты, стёганые ватники, бекеши и шинели… Сапоги, валенки, ботинки с обмотками… Шапки-ушанки, будёновки, треухи, картузы, кубанки, папахи… Винтовки вперемежку с карабинами, мало автоматов и совсем нет противотанковых ружей. Вид у бойцов народного ополчения был недостаточно молодцеватый, непарадный. Но всё же тёплую одежду для них наскребли. Неплановое добровольное формирование – для них экипировка не предусмотрена, в спешке собирали по складам даже некондиционное.
Примёрз… к трибуне
Интересно, что оркестром на этом параде руководил Василий Агапкин, автор знаменитого «Прощания славянки». Увлёкшись, он стоял неподвижно, и поэтому, когда сводный оркестр должен был освободить место, не смог сойти с деревянной маленькой трибуны. Сам дирижёр впоследствии вспоминал: «Пора мне сходить с подставки, хотел было сделать первый шаг, а ноги не идут. Сапоги примёрзли к помосту. Я пытался шагнуть более решительно, но подставка затряслась и пошатнулась. Что делать? Я не могу даже выговорить слова, так как губы мои замёрзли, не шевелятся». Подбежавшие музыканты сняли Агапкина с трибуны и под руки повели его к зданию ГУМа, где и оказали помощь.
«Оскар» 42-го – наш!
Но, наверное, самая интересная история произошла со съёмками парада. Дело в том, что студия «Союзкинохроника» эвакуировалась из столицы, а отказавшийся выехать оператор Иван Беляков был уволен и восстановлен на работе после вмешательства НКВД, потребовавшего снять парад.
Парад в мирное время обычно начинался в 10 утра, и ассистенты подъехали, как обычно, к 8, чтобы смонтировать аппаратуру. Однако к этому моменту все высшие руководители во главе со Сталиным уже были на Мавзолее, а войска уже готовились к началу движения. Ассистенты вели съёмку, не успев наладить синхронную звукоаппаратуру, к тому же звукооператор подъехал только к половине десятого. Когда они приехали, площадь и Мавзолей опустели, следы ног, копыт, колёс и гусениц были уже занесены снегом.
Через некоторое время к подавленным операторам, мысленно увидевшим себя за колючей проволокой, подошёл генерал НКВД Кузьмичёв: «Правительство знает, что не по вашей вине речь товарища Сталина не снята, а по вине наших органов, которые не предупредили вас об изменении времени начала парада». Вскоре начальник сталинской охраны генерал Власик предложил операторам прибыть в пять вечера на Лубянку. Там им сообщили, что Сталин придаёт очень большое значение трансляции своего выступления на Красной площади и предлагает снять его синхронно второй раз. Повторная съёмка на Мавзолее исключалась, и тогда кто-то из троих – режиссёра Леонида Варламова, операторов Марка Трояновского и Ивана Белякова – предложил построить в Большом Кремлёвском дворце фанерный макет трибуны Мавзолея, покрасить его под мрамор, а для того, чтобы у зрителей не возникало сомнений в подлинности съёмки и у Сталина во время речи шёл пар изо рта, в БКД открыли все окна. Однако, как ни остужали зал во время съёмки, пар изо рта не выходил, но зрители и американские киноакадемики не заметили этого. Кадры парада и вмонтированная речь Сталина вошли в документальную ленту Леонида Варламова и Ильи Копалина «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», получившую в 1942 году «Оскар» за лучший иностранный фильм.
