Участкового уполномоченного Алексея Попкова на Комбинате знают. В прошлом году ему присвоено почётное звание «Народный участковый Ямала». Уверен, служить в полиции – это призвание.
Решение
Двухсотый отдельный сапёрный батальон, ОСБ-200. В 2003-м он дислоцировался практически в центре Москвы. Таких в стране тогда было четыре. Солдаты-срочники идут строем на обед, прихватив котелки, воинская столовая не оснащена посудой, ложки делали из хлеба, постепенно съедая их. Русский солдат должен быть всегда в напряжении, тогда он не победим…
Алексей Попков старослужащий, до дембеля осталось совсем немного, за спиной 18 месяцев в армии.
– Близилось окончание службы, в октябре я должен был увольняться. В мае пришёл приказ – ехать в командировку. На Северный Кавказ. Нет, никого не принуждали, остались в Москве молодые, вновь прибывшие, и нам можно было написать отказ. Выбрали добровольное согласие. Отказался только один, причина веская – все его многочисленные братья проходили службу в том регионе.
Алексей тоже из многодетной семьи, мать одна поднимала шестерых в сложные девяностые, часто в доме не было даже хлеба. Чтобы выжить, детям приходилось работать с малого возраста.
– Ходил с мамой на ферму, она зоотехник, там познал все трудности сельхозработ, в 14 лет выдали трудовую книжку, – вспоминает Алексей.
– Почему не отказались ехать в командировку?
– Наверное, потому что я единственный из моих братьев туда попал, двое старших отслужили в мирных регионах. А я со своими друзьями поехал, не мог их оставить. Это был бы позор для меня. Я заместитель командира взвода, значит, должен был принимать решения, в том числе и касательно боевых задач, если что с офицером. Парни меня бы не поняли.
– На душе было, знаете, как, – Алексей невольно прикладывает правую руку к сердцу, – трепетно. Я не был крещёный, – голос слегка дрогнул, пережитые тогда ощущения почувствовал так же остро, как 11 лет назад. – Мама, не знаю почему, не успела окрестить меня. Тогда в нашем батальоне все, кто некрещёный, пошли покрестились. Знали, куда поедем.
Семь дней в пути
Ехали в основном ночью, чтобы меньше останавливать эшелон, пропуская встречные поезда. У каждого с собой матрас, подушка, вещмешок, бушлат, автомат, мино- или бомбоискатель. И сухпай на семь дней дороги от Москвы до Ханкалы. Тушёнка – редкость, в основном каша, сухари и чай. Русский солдат должен быть всегда в напряжении…
– Ехали мы интересно. Песни пели под гитару, в карты играли, шутили, как будто в отпуск. Есть охота, на кашу уже глаза не смотрят. С банок срываем этикетки и вместо гречневой или рисовой солдатской каши получались банки с тушёнкой. На станции бабушки торгуют пирожками, жареной рыбой, котлетами… Конечно, я сейчас понимаю, что нехорошо было так делать. Нам выходить на улицу нельзя, мы из окон меняли «тушёнку» на продукты, говорили, что эта тушёнка самая лучшая – солдатская. Обманывали. Наверное, ругали нас бабушки, но, надеюсь, простили.
В Моздоке появилось чувство тревоги. Оно витало в воздухе, пронизывало насквозь. Батальон пересадили в бронепоезд. Всё почти, как в кино – впереди состава танк и пушка, перед ними, на самом краю – два сапёра. Поезд идёт очень медленно, чтобы сапёры успели заметить заложенную боевиками мину. Эти двое рискуют больше остальных.
Бронепоезд, сродни сухпаю, – обычные плацкартные вагоны, только очень старые, без дверей и с окнами без стёкол. У солдат с собой автоматы, а боеприпасы ехали где-то отдельно, пистолеты с патронами только у офицеров. В бой пришлось бы вступать на штыках. Успокаивало наличие танка, хоть и незначительной, но вооружённой охраны, и то, что бронепоезд весь путь до Ханкалы сопровождали две «вертушки». Русский солдат должен быть всегда в напряжении…
– Ехали, смотрели на деревни чеченские…
– И как?
– Плохо. Я лично боялся. Дети совсем маленькие бегут вдоль состава, взрослых не видно, кто-то машет, а кто-то показывает известный знак пальцами, кто-то кричит «Аллах Акбар». Проезжали мосты разбитые, деревни разрушенные, заводы – везде на стенах написаны эти слова.
Все живы. Почти
В Ханкале поезд встречали руководители самой большой в стране группировки войск. Целый палаточный город раскинулся на окраине. Здесь располагались все рода войск – и внутренние, и Минобороны, и лётчики, и артиллеристы… – тысяч двадцать человек. Московский батальон определили в «отстойник» – жили в обычных палатках дня три, пока не нашли место, – и поставили на довольствие. В палатке деревянные стеллажи вместо кроватей, кухня – костёр, который сам разведёшь и сготовишь еду из того, что в вещмешке осталось от сухого пайка. Рядом стояла разведка, тоже из Москвы, прибыли на месяц раньше. Их пайки богаче по роду службы – и шоколад, и фрукты, и тушёнка. С ними и совершали обмен сапёры, по договорённости, конечно. Тех, кто уже на довольствии, и без пайка кормили, как на убой, что, впрочем, было правдой, ребят убивали во время выполнения заданий, не опасно было только в палаточном городе. Ханкала – самое спокойное место в Чечне в те годы.
– Вы не думайте, что я войну прошёл, нам ещё повезло, мы не участвовали в прямых сражениях с боевиками, мы просто рано утром выполняли свою задачу, всё остальное время находились в Ханкале. Вот разведрота, они стояли в лесу, их обстреливали, ребят погибло очень много.
Рано утром, в пять, сапёрный батальон выходил на открытую всем пулям дорогу и под взглядами затаившихся в «зелёнке» боевиков выполнял свою задачу – внимательно осматривая всё вокруг в поисках заложенной ночью мины. Только потом шёл остальной военный и гражданский транспорт. Проверяли ежедневно два направления – на Грозный и на Аргун.
– Сначала было очень страшно, и это нас спасало, если боишься, значит, не полезешь куда не надо. Боялись любой бумажки на пути, под ней могла быть мина. О нашем страхе знали боевики и сюрпризов не подкладывали. Они просто наблюдали за нами отовсюду – из леса, домов, наблюдали их связные: дедушка, бабушка сидит семечки щёлкает, на самом деле смотрит, какие идут войска, сколько, когда. В кино большей частью всё приукрашено, но вот один фильм – «Честь имею» – снят на реальных событиях, там правда.
Так спокойно прошёл месяц. А потом начались сюрпризы. Четыре года назад здесь только на одной противотанковой мине подорвались сразу четыре человека. Офицер решил показать троим солдатам, как её надо разминировать. Снял запал и стал её поднимать, а под ней – противопехотная мина… На ней сработал запал, среагировала ещё и противотанковая… Все погибли на месте. С тех пор никто разминированием не занимается – любой подозрительный предмет, тем более мины, расстреливают с расстояния.
Но боевики недаром наблюдали за сапёрами. Друг Алексея подорвался на бутылке из-под кетчупа, под ней была противопехотная мина. Просто пнул бутылку, и в мгновение в голову, руки, ноги впились обломки гвоздей, подшипники… Повезло, он был в бронежилете, и держал автомат на уровне грудной клетки, автомат стал, почти решето. Олег Пономарёв остался инвалидом, сейчас живёт в Республике Коми. Это было за две недели до демобилизации, офицеры тогда приняли решение – никто из тех, кому скоро домой, не пострадает. Их на дорогу больше не посылали. Алексей потом узнавал, все ли живы вернулись, – все.
Кроме собаки, которая всегда почему-то шла сзади. Немецкая овчарка по запаху находила мины и садилась рядом. Последняя её находка была на радиоуправлении. Боевикам платили 500 долларов и за сапёра, и за такую собаку.
Незримый бой
Алексей Попков сегодня служит в салехардской полиции участковым уполномоченным. Вернулся из армии в родной Котлас, а оттуда вскоре в Салехард, где до призыва четыре года учился в зооветеринарном техникуме и куда пообещал себе обязательно приехать снова, очень понравился город на Полярном круге. Стал участковым, потому что любит живую, некабинетную работу. Обязанностей много – всё, что так или иначе связано с участком, ложится на его плечи. У Алексея сложный район – Комбинат, случись преступление, он один сможет и следы зафиксировать, принять объяснения свидетелей, организовать охрану места, где произошло преступление, назначить необходимые экспертизы, исполнять обязанности оперуполномоченного, сотрудника Госавтоинспекции...
– Просто универсальный солдат.
– Это могут те, кто опыт имеет и любит свою работу, – уточняет Алексей. – Я начал с помощника участкового, уже девять лет этой службой реально живу и болею.
Но с каждым днём она становится всё сложнее – много бумажной работы. На общение с людьми, что и должен делать участковый, времени почти не остаётся. У известного киногероя Анискина на составление протокола хватало пол-листка, сегодня написать административный протокол – это как собрать уголовное дело. Теперь участковый больше сидит за компьютером, хотя бумажную работу мог бы выполнять помощник, но должность сократили на федеральном уровне. Считаю, это неверное решение.
На парадном кителе Алексея Попкова – крест «За службу на Кавказе», два креста и медаль «За отличие в службе» и памятные награды, и множество благодарностей и грамот. Одна из них – Почётная – от министра МВД РФ Владимира Колокольцева.
– Помогает армейский опыт в работе?
– Ещё как, он вообще по жизни помогает, ведь нигде, как в армии, не узнаешь людей, не наберёшься такого опыта. Со мной служили парни из разных уголков страны, разных национальностей, видел, кто как себя проявлял в той или иной ситуации. Тогда процветала дедовщина, приходилось отстаивать себя, разные были случаи, я никогда не поднимал руку на солдата, не унижал. Но самое ценное, считаю, в армии я окончательно стал патриотом своей страны. Там особенно обостряется чувство Родины, большой и малой. И ещё – никому не пожелаю участвовать в боевых действиях, война – плохой советчик.
– Но ваша служба – это постоянный незримый бой, как поётся в песне.
– Так точно. За правое дело. Поэтому желаю коллегам терпения, здоровья, особенно службе участковых уполномоченных, чтобы всегда ждали близкие и всегда возвращались домой живые и здоровые. И, если даст бог дослужить до пенсии, найти работу на гражданке. Считаю, в полиции работать – это призвание должно быть. Я иногда думаю о спокойной работе, но только иногда. Всегда хотел быть защитником, служить, оказывать помощь людям.
– Значит, призвание.
