Александра Петрусевич готовится отметить юбилей.
– Как день рождения будете справлять?
– Дома соберёмся. Родные придут, знакомые заглянут. Дочка поможет стол накрыть.
Ничем не примечательный диалог, если не считать, что собеседнице 26 декабря исполнится 90 лет.
Своих настоящих отца и мать Александра Петрусевич никогда не видела. От девочки отказались сразу же, как только она родилась.
– Время было голодное, – говорит Александра Ивановна, – может, побоялись, что не смогут прокормить, теперь не узнаешь.
Ребёнка взяла на воспитание бездетная пара – Иван и Федосья Гуровы. Дали малышке имя и всегда считали её своей дочерью. О том, что она не родная, Саша узнала в подростковом возрасте. Тайну открыл отец, он же рассказал, что пытался найти кровных родственников девочки, но безуспешно.
– Жили мы небогато, – вспоминает Александра Ивановна, – но не голодали – выручал свой огород. Окончила школу, работала телефонисткой. Когда началась война, пошла на завод, делала снаряды. (Семья жила в Златоусте Челябинской области. – Прим. авт.) Смена длилась 12 часов. Бывало, приду домой, соседка стучит: Шурка, пошли на танцы. А какие мне танцы? Еле ноги держат, а утром опять на работу. Так толком и не научилась танцевать.
На заводе выдавали продуктовые карточки на мясо, жиры, крупу. Этими бумажками все шкафчики в доме были забиты, потому что отоваривали только талоны на хлеб – 800 граммов на человека. Он по виду напоминал не нынешний кирпичик, а коврижку. Был сырой, плохо пропечённый.
Александра Ивановна ненадолго замолкает.
– Сколько людей умерло от заворота кишок. Отоварят сразу все карточки, наедятся этого хлеба, и всё.
В конце 1942 года рабочим стали дополнительно давать булочку. Варили на обед похлёбку: вода, лапша, 5 граммов растительного масла и соль.
После войны Саша устроилась в кислородный цех, заполняла этим газом баллоны. Здесь же встретила суженого.
– Ух, какая шустрая, – молодой человек с интересом наблюдал за невысокой белокурой девушкой. – Меня Казимир зовут.
Казимир Петрусевич был родом из Каунаса. Во время войны его, как и других молодых людей, фашисты угнали в Германию. Три года проработал сапожником в Берлине. Этого Родина ему не простила – Казимир оказался в Златоусте.
У четы родились две девочки и два мальчика. В 57-м семья перебралась в Салехард, где жила сестра Казимира, её муж был сослан на Север по 58-й статье. Добирались на поезде почти неделю. Сначала до Москвы двое суток, потом почти шесть дней до Лабытнанги. Устроились в маленьком домике на Игарской.
– Транспорта было мало, – вспоминает Александра Петрусевич. – В баню – на другой конец Салехарда – ходили пешком. Город был деревянный, единственное кирпичное здание – Дом советов. Его издалека было видно. Бывало, возвращаемся из леса на лодке – вот он – наш «Красный чум».
Окончив курсы поваров (практику проходила в ресторане «Север»), Александра устроилась сначала в Горрыбкооп, потом перешла в противотуберкулёзный диспансер, в котором проработала до самой пенсии.
Следом за дочерью в Салехард из Златоуста приехала мама.
– Кроме меня у неё никого не было, – рассказывает Александра Ивановна, – отец умер ещё в 42-м, не выдержало сердце. Но прожила она с нами недолго, сильно болела. Мама похоронена на старом кладбище в центре Салехарда.
Беда не приходит одна. В 1964 году утонул муж. Перевернулась лодка, из трёх человек спаслись только двое.
– Казимир умел плавать, но, видимо, ноги свело. Наверное, это судьба, – вздыхает Александра Ивановна. – Ещё в 57-м ему в поезде приснился странный сон, в котором он проваливается в яму, а выбраться наружу не может. Детей поднимала сама. Весь день проходил в хлопотах, но и за собой успевала следить. Если куда иду, обязательно причёску сделаю, губы подкрашу.
Для матери нет ничего страшнее, чем пережить детей. Александра Ивановна испытала это чувство три раза.
– Таня у меня только осталась, – рассказывает бабушка Шура, – и ещё одна радость – внуки и правнуки. Они-то и навещают меня. Медсестра и соцработник заходят. Были как-то и непрошеные гости. Раздался однажды ночью телефонный звонок: ваш внук в беде, нужны деньги. А я засомневалась – голос у Кузьмы на свой не похож. Потом в дверь постучали, вроде как из милиции, но я не открыла. Связалась с внуком, узнала, что он в порядке. Не попалась на удочку мошенников. Их потом нашли – это уже настоящий следователь сказал.
Из дома Александра Ивановна выходит не часто, голова, говорит, кружится, боится упасть.
– Летом на лавочке около дома, бывает, сижу. А на праздничные мероприятия меня возят. Ну, конечно, если хорошо себя чувствую, могу и сама на концерт поехать. Заказываю такси, правда, не социальное – я про него и не знаю. Звоню в обычную службу.
На праздник Александра Ивановна надевает парадный костюм и медали. Их у неё – пять. Правда, три до сих пор где-то в коробках, не успела ещё разобрать после ремонта. Ремонт квартиры ей сделали бесплатно, как труженице тыла. Покрасили в комнате пол, поклеили обои.
Разговор возвращается к юбилею.
– Праздничный стол поможет накрыть дочь Татьяна. Сама-то уже не могу долго стоять у плиты. А раньше такие пирожки пекла – до сих пор люди вспоминают. Обязательно будет строганина. Я это блюдо полюбила сразу же, как только приехала в Салехард. Вы приходите, – приглашает Александра Ивановна на прощание. – Шутка ли, до 90 лет дожить. Самой не верится.
