Салехардец Дмитрий Кельчин пишет прозу о северянах. Вот что он рассказал о себе: «Я написал свои первые рассказы пару лет назад. Герои моих произведений – реальные люди, истории которых меня вдохновляют. Мне ещё многому нужно учиться, работать над слогом, прежде чем я смогу твёрдо сказать о своём литературном призвании. В планах издать сборник рассказов».
Кровавая Нельма
(отрывки из повести)
Он родился в семье оленевода Ювана, в тундре, где рассвет искрится на чистых снежных макушках голубых гор. Неизвестная болезнь с детства скрутила тело сына кочевников, но тот выжил. Рос назло всем пронизывающим ветрам и метелям. Перед сном смуглый черноволосый мальчик мечтал о том, что его заберут в школу. Отец же прятал наследника – ему казалось, что в посёлках повсюду расставлены рюмки-петли, из которых уже не выбраться.
Лятьку обладал пытливым умом. Тёмными быстрыми глазками жадно обгладывал обрывки газет, попадавших в чум. Рассматривал каждую букву, как охотник следы на снегу. Заметив это, мудрая и тихая мать дала увесистую вязанку книг, которые бережно хранила в старинном сундуке. В берестяном брюхе чума сын обнимал обеими руками книгу и неслышно выползал из сумрака на улицу. Шелестел страницами под сиянием белых ночей, хотел поскорее узнать истории с Большой земли. Верил, что рано или поздно вылетит из холодных и неприветливых скал, соприкоснётся с новым миром, о котором так много читал.
Герои произведений вопреки страху и уязвимости находили в себе силы защитить мечты и надежды предыдущих поколений, чтобы передать их следующим. Это помогало калеке забыться и пережить беспросветные сорокаградусные зимы, превозмочь боль и слабость. В воображении он путешествовал и совершал подвиги.
В реальности же маленькое сгорбленное тело едва слушалось своего хозяина.
Когда чернобровому возмужавшему юноше исполнилось семнадцать, Торум обрушил на стойбище ливни и морозы. Обледеневшая, слепяще белая земля тогда казалась кровожаднее зимних волков. Олени не могли раскопать ягель, разбивали копыта о лёд, голодные и хромые отставали от стада. Пастухи отчаянно перегоняли их, совсем не спав. Мать с младшими детьми отпаивали ухой в чуме уцелевших телят. Тогда полегла половина стада, Ювана к тому времени уже не стало, поэтому слово на семейном совете взял старший сын.
Поговаривали, что после падежа оленей Лятьку отправился на Священное место. Еле доковылял до него, а вернулся на стойбище – уже на крепких ногах и без сводящей с ума боли по всему телу. Никто не знает, что дало ему сил: благословение духов или ответственность за семью и род. Зато точно известно – тот со всем кланом перекочевал на заброшенный остров, где, кроме старых корявых лиственниц, ничего не было. Ходил, закинув руки за спину, по берегу и с жаром обещал родным: «Здесь поставим электростанцию, тут цех, а там – пекарню!» Верил, что сыновья и внуки услышат песню здешних волн так же, как слышит их он...
Спустя годы со всего округа на остров съезжались делегации в пиджаках, чтобы перенять опыт передовиков. Гости толпились, шушукались между собой и с важным видом что-то нацарапывали в записных книжках. Одни называли сурового бригадира феноменом, другие – сумасшедшим. Правдой было то, что он никого не жалел, особенно себя. Так ковалась железная дисциплина...
Его голос раздавался, как выстрел, громко и с хрипотцой, будто взявший на себя командование призывал солдат вставать из окопов и идти в последний бой. От такого зова поднялись бы и мёртвые. Голосище был больше самого говорящего, оживлял и наполнял собой весь берег, заставлял дрожать не только стены, но и души. Соплеменники за согнутой спиной называли его «Полчеловек» и не скрывали неприязнь, но после одного случая всё-таки зауважали…
