Житель села Мужи Иван Сандрин родом из Шурышкарского района. В свободное время пишет статьи на хантыйском языке, собирает фольклор и участвует в общественной жизни округа. В 2023 году он вступил в литературное объединение молодых поэтов и писателей «Ругинский клуб», которое находится в Салехарде и помогает начинающим ямальским авторам заявить о себе. С того момента он уже опубликовал на страницах газеты «Полярный круг» пять рассказов о своих детских воспоминаниях.
Дело было так. Когда я учился в 10 классе, мне сделали в течение трёх месяцев несколько операций на позвоночнике в Центре травматологии и ортопедии им. академика Г. А. Илизарова, а после ещё полгода до лета ходил в жёстком корсете. На август приехал в гости к дяде в Салехард. Он тогда разрабатывал новый туристический маршрут. На поезде от Лабытнанги до станции «Сивая Маска» в Республики Коми, далее доехать до посёлка Горняк – в советское время там жили работники горно-обогатительных комбинатов. Дальше по реке Усе спуститься на байдарке, потом пешком протащить её вдоль реки и подняться до реки Сыни в южную сторону Полярного Урала. Сплавиться на байдарке по Сыне до села Овгорт. А там сесть на катер до села Мужи, а от него уже на «Метеоре» обратно до Салехарда. Таков был план. Чтобы опробовать его, отправили специалиста по туризму – кудрявую и самоуверенную женщину из Санкт-Петербурга и местного инструктора по туризму – стройного и жилистого спортсмена по северному многоборью. Я тогда уже после операции вроде восстановился, мне дядя предложил каникулы провести там. Я был в корсете, рюкзак собрал: продукты, всё как положено, экипировка, дождевики, болотники. И началась наша поездка.
Выехали на пароме в тёплую погоду, тогда мне казалось, что еду в те места, которые знаю с детства, поэтому дурных предчувствий не было. Сели на поезд и благополучно добрались до станции «Сивая Маска». У каждого был рюкзак (петербурженка набила свой наполовину сигаретами), плюс сборная трёхместная байдарка. Наняли таксиста на стареньких «Жигулях», до деревни Горняк он нас подбросил.
В августе ночи становятся тёмными. Мы на берегу Усы собрали байдарку, параллельно чай сварили и приготовили перекус. Стали сплавляться, а вода горная ледяная – при каждом гребке весла стекает тебе в рукава. Дошли до реки Абезь, которая обмелела, нам пришлось байдарку тащить, встретили местного рыбака, он объяснил, как добраться до следующей глубокой речки – Юнъяхи. Переночевали мы на её берегу. Проснулись из-за того, что после ночного ливня вода стала выходить из берегов и подбираться прямо к палатке, чуть не унесло нас. Благополучно речку перешли на байдарке, разобрали её и спрятали под ёлкой. Дальше пешком по намеченному пути. Шли по GPS-навигатору, но сбились с маршрута, на навигаторе батарейка села и на телефонах тоже. По плану мы должны были за три дня пройти, а плутали почти неделю.
Приблизившись к Уральским горам, я увидел подозрительно знакомый пик, напоминавший звериный клык, – там, где в детстве мы кочевали. Это место, где сливаются Малая и Большая Лагорта. Дедушка мне рассказывал, что там есть пик, где в советское время в непогоду разбился самолёт, и его крыло блестит в ясную солнечную погоду. Ханты называют его «самолёт кев пай», то есть «пик, где разбился самолёт». Эта гора самая острая и высокая из всех, поэтому её нельзя не запомнить.
У нас закончились продукты. Благо был август, утята начали вставать на крыло, пытаются взлететь, но не получается. Мы с инструктором на маленьком озере одного загнали и веслом забили. Посолили и на палочке пожарили – он таким вкусным показался, что обглодали до косточек. Предлагали петербурженке, но она отказалась: «Нет, я не живодёрка, не буду бедного утёночка есть!» Прошёл день, потом второй. Она слюной давится и говорит: «Я бы уточку всё-таки съела бы сейчас...» Чайный пакетик мы по шесть раз заваривали. Специалистка много курила, у неё было несколько блоков сигарет, и она постоянно останавливалась на перекур, из-за этого быстро израсходовали спички, а нужно было разводить костры. Стали экономить их. Питались грибами и ягодами, которые попадались по пути. Ночевали в палатке, полярные волки выли, специалистка пугалась.
У подножья Уральских гор я снова заметил знакомые с детства места. И понял примерно, где мы находимся. Идти нужно со стороны Республики Коми вдоль Уральских гор на северную часть, а специалистка начала спорить, что изучала туризм и знает, оленеводы находятся в это время внутри ущелья. Я настаивал, что летом там кочевники не стоят. Все документы находились в целлофане в моём рюкзаке. Она кричит: «Отдай мой паспорт! Я пошла!» Я вручил ей. Инструктор стоит на распутье, не знает, кого слушать: человека, который в этих местах был, или того, кто знает только по книжкам. Решил идти за мной по старой вездеходной тропе. На рюкзак специалистки мы надели оранжевый спасательный жилет, чтобы можно было её найти.
Дошли до речки Грубею, по-хантыйски Омращ-Ёхан – «обрывистая река». Решили вскипятить воду в котелке, чтобы заварить вместо чая листья ягод – такой напиток согревал и бодрил. Инструктор дрова собирал, я костёр разводил. Заметили, что вдоль подножия гор что-то мелькает, смотрим, а это специалистка. Она испугалась, в ущелье не пошла, а следовала за нами.
Продолжили наш путь втроём. День идём по тропе, всё ближе к «Самолёт кев пай». Почувствовали запах свежего оленьего помёта, он похож на запах свежескошенной травы. Значит, здесь были люди. Чуть прошли, появились следы от полозьев нарт по глине, по тундре. Стали этой дороги держаться, дальше проход между речками – Малая и Большая Лагорта. Я окончательно отчётливо вспомнил, где мы семьёй кочевали. Это в ста с лишним километрах от станции Елецкая.
Силы уже на исходе. Инструктор взял специалистку под руку, так и сопровождал. Он первым увидел, что на той стороне реки показалось оленье стадо. Я надежду потерял, говорю, что это камни вдалеке. Потом смотрю, камни стали двигаться: белые, чёрные то сходятся, то расходятся. Думаю, может, мерещится. Нет, правда, олени. Всё ближе к ним, осталось перейти речку. Слышим лай, собака бежит на нас. Пастух оказался моим родственником. Поделился с нами сухим пайком: сушёные хлеб и мясо, сушки, чай, сахар. Мы с голодухи всё у него смели. Пастух рассказал, как идти до чума.
Поднялись на пик сопки, смотрим – первый дым после установки чума – чай варят. У меня, как увидел чум, прилив сил появился. Включил «последнюю скоростную передачу», спустился к карликовым берёзкам. Увидел двоюродного брата-четвероклассника, тот привязывал ручного оленёнка – авку и кормил ветками со свежей зеленью. Приветствую его: «Вуща ула!», а он меня увидел, ничего не ответил, от удивления глаза на его смуглом лице стали большими, он резко убежал в чум и закричал: «Ваня идёт!» Мои родители там были и дедушка. А дедушка спокойно сказал: «Я знал, что где-то Ваня должен прийти, как будто чувствовал».
А я всю дорогу чекушку водки держал в рюкзаке. Принёс к священной родовой нарте, дедушке отдал. Чувствовал, что меня оберегают мои родовые духи, потому что мы здесь кочевали всегда. Как будто они меня вели от гибели к родительскому чуму. Нас накормили, мы прямо за столом откинулись на оленьи шкуры и уснули...
