«Да я уже ничего толком не помню», – говорит сейчас о времени Великой Отечественной участник войны, салехардец Алимчан Капшанов. Но когда он начинает свой рассказ, не упуская из внимания даже мельчайших деталей, понимаешь: такое не забывается. Словно и не было шести с лишним десятилетий, прошедших с тех пор, – намертво впечатались в память ветерана годы войны за Родину.
Сытым – хоть умирать
В сорок первом, когда война только началась, нашему герою было всего пятнадцать. В таком возрасте, конечно, на фронт ещё не брали. А призвали его из родной деревни в Тюменской области в декабре сорок третьего – в тот же день, как ему исполнилось семнадцать лет.
На сборном пункте под Ишимом формировался эшелон. Новобранцы погрузились в вагоны и тронулись в путь. Думали, что отправят сразу на фронт, но нет: поезд двинулся на восток.
Конечным пунктом путешествия стал Ачинск, где расположился 105-й запасной стрелковый полк – сюда молодых ребят привезли для подготовки и обучения. Разместили в нескольких больших землянках; каждая из них вмещала целый батальон. Под Новый год они приняли присягу.
– Очень плохо кормили, и мы уже сами думали – скорей бы на фронт, – вспоминает Алимчан Капшанов. – Вроде бы, по норме, шестьсот граммов хлеба в день, а на деле давали такой кусочек – даже вспоминать не хочется. Ребята не выдерживали. Рядом со столовой была помойная яма, туда выбрасывали кости, гнилую картошку, – а они спускались, подбирали всё это и ели. Я думал: нет, на такое не пойду. Лучше с голоду умереть. Уже потом узнали: полковник, командир части, изменником оказался, вот и кормили нас так. Не знаю, было ли это правдой.
В конце апреля приехала комиссия. Говорили, маршевую роту будут собирать. Нас было четверо с одного сельского Совета, хороших знакомых. Товарищи спрашивают: «Ну что будем делать? Записываться – или нет?» Я им отвечаю: «Да я, если хоть раз наемся, и помирать согласен – хоть куда запишусь».
Повели первым наш взвод. Пришли в здание, где шла запись, приглашают: заходите. А первым идти никто не хочет. Наконец я решился. Там расспросили – откуда, кто родители; дали бумагу, карандаш, – пиши, говорят: «Союз Советских Социалистических Республик», – видимо, грамотность проверяли. Проверили и здоровье. Похлопали по плечу: годен! Выхожу, и навстречу сразу наши: ну как? Нормально, – отвечаю, – записали. Они сразу следом пошли. А с других деревень ребята говорят: да куда спешить? И повоевать, и умереть ещё успеем… Чего «успеем»? – спрашиваю. – Сейчас, наверное, надо успевать.
В итоге примерно батальон набрали со всех землянок. Первого мая переодели нас в солдатское обмундирование – дали новенькие шинели, шапки, паёк выдали, – чувствовалось: вот теперь мы настоящие солдаты. И на душе сразу веселее стало. А вечером девятого мая – так уж совпало, ровно через год наступил День Победы, – погрузили в эшелон и отправили на запад. Почти все земляками оказались, с одного района. Так мы друг за друга и держались всю войну.
По следам фронта
– И вот едем. Свердловск, Тюмень… – неторопливо вьётся рассказ Алимчана Капшанова. – Разговоры были, – отправят на Ленинградский фронт. А получилось наоборот. В двадцатых числах прибыли на станцию Невель. Выскочили, стали готовить обед. Из вагона, следующего за нашим, ребята вышли, а прямо напротив – куча мусора. Кто бы подумал что-то плохое? Они разожгли огонь, котелки поставили… Мы разводим свой костёр, и тут рядом – взрыв. Оказалось, там граната или мина лежала. Восемь человек полегло, ещё ничего не видели, даже оружия в руки не взяли…
До города было три километра, днём идти нельзя: могут бомбить. Пошли ночью. За городом – немцы оборону держат. Переночевали под обстрелом в артиллерийской конюшне. После завтрака выстроили нас всех, рассчитали, начали выдавать оружие. Я изучал в основном пулемёт, и достался мне ППШ, а к нему – три коробки с дисками. Гранаты, лопатки сапёрные выдали… Ну всё, – думаю, – пойдём воевать…
И вот двинулись взводом. День, два идём, уже и от линии фронта отошли. Тишина, только изредка немецкие самолёты-разведчики летают, и, конечно, сразу: «Ложись!». Смотрим – а нас встречает духовой оркестр. Заиграл он, и ноги будто сами вперёд пошли. Добрались до небольшого посёлка, расквартировались. Передали нас в 262-й стрелковый полк войск МВД, но через три дня оказалось, что полк потерял своё знамя, и его расформировали. Тогда определили в 137-й полк. Снова начали заниматься – на этот раз учились тактике, стратегии, тому, как распознавать шпионов и диверсантов… Так и подоспела середина июня. 14 числа под Витебском началось наступление наших войск, и нас отправили туда. За сутки прошли шестьдесят километров в полной выкладке, готовые к бою, ведь снова – к линии фронта. Надеялись, что и нас куда-нибудь приткнут, но, не доходя до Витебска, остановились, а командиры части и полка направились в штаб фронта. Мы уже готовы были в бой – молодые, горячие. Но они вернулись и говорят: «На фронт нас не принимают». Выполняйте, мол, свои задачи, это не менее важно.
А бои шли уже на окраине Витебска. И нам сразу же досталось первое задание: очистить город от остатков сил неприятеля. Полковые минёры идут впереди, мы следом… То там, то сям здания были разрушены до основания. И – ни души. Только на следующий день по одному начали появляться люди. Три дня мы зачищали город, и двинулись дальше, за фронтом. Надеялись его всё же догнать. А фронт нас не ждал – вперёд, вперёд! Так и шли следом. На дорогах стояли разбитые немецкие танки, покорёженные машины. Наших нигде не было видно – только немцы лежали.
Добрались солдаты до станции Лепель, и уже на следующий день взялись за дело – патрулировали улицы, прочёсывали леса, болота. Силы противника, оставшиеся за линией фронта, были раздроблены на маленькие группы, и приходилось торопиться, чтобы не дать им соединяться – работали день и ночь. Немцы в основном были деморализованы, многие голодали уже по неделе, так что небольшие группы, человек по пятнадцать, сдавались сразу. Те, что были покрупнее, всё же сопротивлялись.
– Мы как подходили, давали очередь поверху; поднимают руки – хорошо, – рассказывает Алимчан Моисеевич. – Если нет, – то приходилось и на поражение…
Родная ржавчина
Были и диверсанты, которых на самолётах забрасывали за линию фронта. На них – советская офицерская форма с иголочки, по карманам сразу несколько паспортов, военные билеты. Как их распознать? Не поймёшь, не остановишь вовремя – и лазутчики ускользнут в тыл, под видом своих смогут пробраться на заводы или будут проводить диверсии на транспортных путях…
Узнавали просто. Оказалось, у немецких документов скрепки были из нержавейки, а у наших, оригинальных, – из простой проволоки. В карманах униформы бумага пропитывалась потом, так что ржавели скрепки мгновенно. Открываешь, смотришь, – следы ржавчины, значит, свой.
Так и служил Алимчан Моисеевич в Белоруссии до девятого мая. Передавали солдатам данные о высадках десантных групп. Не всегда они оказывались точными – приходилось, окружив поляну где-нибудь в лесу, лежать и по паре дней. Узнавались места высадки по приготовленным кучам хвороста: в темноте парашютисты ориентировались по кострам. Диверсанты сдавались очень редко и бились до конца. Как правило, автоматной очередью их предупреждали о последствиях ещё в воздухе, затем следовал прицельный огонь по парашютам несогласных.
Рано утром девятого мая Алимчан с товарищами как раз возвращались с задания – ходили в недельный дозор. Пришли в гарнизон, чтобы помыться, набрать продуктов и немного отдохнуть. Только расположились, почистили оружие – и часов в девять утра пришла новость: война закончилась. От радости не сразу верилось в это – повскакивали, оделись, отправились отмечать Победу фронтовыми ста граммами…
Однако военные будни, закончившись для страны, для Алимчана и его сослуживцев продолжались – им предстояли ещё пять долгих лет. Уже на следующий день – построение, и снова в путь – на этот раз в Литву, усмирять «лесных братьев»: в республике тогда свирепствовал бандитизм. Людей и магазины грабили, облагали крестьян налогами, нападали даже на группы солдат. Некоторые, впрочем, добровольно сдавались: таких было приказано амнистировать.
Пока живём…
Со временем разгул преступности поутих. Бандиты небольшими группами прятались в землянках, на военных нападать уже опасались. Приходилось солдатам прочёсывать леса, через каждый шаг протыкая землю щупами. Скрывались банды и в домах – запугивая их обитателей, устраивали себе там тайные убежища. Алимчан Моисеевич вспоминает, как одну из таких групп так и не получилось уговорить сдаться – прекратили сопротивление лишь две гранаты, отправившиеся в замаскированный бункер, который был обустроен под глинобитным полом дома.
Помнит салехардец и своё последнее задание. Ему и его боевым друзьям уже пришёл греющий душу приказ о демобилизации, но тут поступили данные о местонахождении очередной банды. Не жертвовать же молодыми необстрелянными ребятами – пришлось вновь собраться и взять в руки оружие. На то задание группа солдат отправилась под командованием младшего лейтенанта, едва пришедшего на службу. Одного из товарищей Алимчана новый командир отправил проверить дом, что инструкциями прямо запрещалось – и едва тот переступил порог, как был застрелен. А бандиты, выскочив через окно, скрылись в лесу – с той стороны их ждали лишь молоденькие солдаты, которые перепугались, услышав стрельбу.
Так и пришлось возвращаться домой с единственной потерей – больше из земляков, которых скрепила своими узами война, никто не пострадал.
Пройдёт совсем немного времени – и Алимчан Капшанов, успевший уже жениться, с первым пароходом приедет в Салехард. Попытается устроиться в органы внутренних дел, но, махнув рукой, пойдёт работать простым грузчиком на рыбокомбинат, с которым в итоге и свяжет всю свою жизнь. Годы расцвета комбината – то, о чём он может вспоминать не менее долго и обстоятельно, чем о войне.
Как и многие салехардские ветераны и труженики тыла, Алимчан Моисеевич уже успел получить медаль к юбилею Победы. Теперь она вместе с другими наградами украшает пиджак праздничного костюма. Из сорока восьми фронтовиков, работавших в своё время на рыбокомбинате, в живых сейчас остался только наш герой…
– Пока дышим – живём, – улыбается Алимчан Капшанов. И руку на прощание жмёт крепко – иные молодые позавидовали бы.