Под окнами нашей героини курлычут голуби в голубятне, а дальше, под высоким берегом, катит волны уже очистившийся ото льда Полуй. Многое в жизни Эрны Плеховой связано с этой рекой…
А началось всё в советской республике немцев Поволжья. Именно там, в деревне Бальцер, до войны жила семья Эрны Юнг – фамилия эта с немецкого переводится как «молодой».
– Через два месяца после начала войны вышел указ о переселении немцев. Объявили, что надо быть на железнодорожной станции. Мы с мамой начали собираться – всего нас, детей, было четверо: три девочки и один мальчик, Артур. Мне тогда было только шестнадцать, самая старшая… – погружается в воспоминания Эрна Фридриховна.
Отца её ещё в 37-м году забрали как врага народа, и о судьбе его родные больше ничего не узнали.
– В деревне жили вперемешку и русские и немцы, – на отличном русском языке, лишь с едва заметным акцентом рассказывает женщина. – И русская школа была. Я училась в немецкой, а мой дядя, у которого я жила, был директором русской школы. По-русски, правда, тогда ещё не говорила – только в пределах школьной программы. Так что понимать – понимали, но общались всё на своём родном. А вот родители русский знали хорошо. Они были служащими: отец работал главным бухгалтером, мама – тоже в бухгалтерии. Так что и хозяйство у нас было, не в пример другим, небольшое – куры и тому подобное…
…И всё оставили, подчинились. Немцы вообще народ такой, исполнительный. Взяли только то, что на себя надели, да в сумках – то, что уместилось на подводах – не на машинах же нас до станции везли. Погрузили нас в поезд – обычный товарняк, только в вагонах – нары. Увозили не всех сразу, по частям, и мы попали в первую группу. Нас отправили в село Рождественское Маслянского района Тюменской области. Там перезимовали. А следующей осенью на пароходе отправились по реке.
Большую часть пассажиров пароход оставил в Тобольске. Там выгрузили тех, кто был помоложе, поздоровее, мог работать. Семьи с детьми отправили дальше, вниз по реке. Так и добрались немцы с Поволжья до Салехарда. Барак, нары… Перезимовав на Полярном круге, весной, когда реки вскрылись ото льда, семья Эрны отправилась на лесозаготовку, на триста километров вверх по Полую.
На том семейная история едва и не закончилось. Помешало этому, рассказывает Эрна Фридриховна, то, что иначе как чудом не назвать. Река буквально подарила переселенцам вторую жизнь.
– Везли нас весной по Полуйскому сору – берегов не было видно. Прицепили к катеру неводник, посадили в него три семьи и поехали. Только отплыли, разыгрался шторм. Ничего не видно, неводник болтает страшно… Мама укрыла нас одеялом. Вам, говорит, этого не надо видеть. Она после рассказывала, мы-то, укрытые, не видели, – качало лодку, бросало туда-сюда, чуть не перевернуло, а потом на палубу катера вышел мужчина, наверное, из местных. Смотрит на небо, молится, разламывает хлеб и бросает его в воду… Хотите верьте, хотите нет, шторм потихоньку успокоился. Так и доплыли до лесозаготовки. Это была весна 42-го. А зимой – в лес. Да в какой одежде! Школьное пальтишко да шапчонка. В морозы наматывали на себя что могли. Уже потом привезли нам валенки с фуфайками.
Так и повелось – зимой работники валили лес, весной на лошадях стаскивали его к реке, вязали плоты метровой толщины и сплавляли по течению. Работали не только немцы. Хватало на заготовках и эстонцев, финнов, калмыков. Особенно от северного быта страдали калмыки, рассказывает Эрна Фридриховна. Их почему-то очень «полюбили» комары и мошкара, что тучами вились на лесозаготовке. Худо, конечно, приходилось всем, но на степных жителей без жалости нельзя было смотреть – на их распухших от укусов лицах едва можно было различить глаза.
– Не работала – мучилась: какой из меня был работник? – смеётся Эрна Фридриховна. – Это сейчас техника безопасности, ограничения по возрасту, а нас тогда привезли – и вперёд. Так и прошло десять лет. Война, конечно, уже закончилась, однако реабилитировать переселенцев начали только в пятидесятые, после смерти Сталина. До этого выехать было нельзя: все жили на отметках, как преступники.
За десять лет необходимый лес вырубили, так что всех людей отправили обратно в Салехард. На родину, в Поволжье, решили не возвращаться: делать там им было уже нечего. Впрочем, семья к тому времени уже подросла и увеличилась. На лесозаготовках Эрна Юнг вышла замуж и превратилась из «молодой» в Плехову, а приехала в Салехард уже с тремя детьми.
Муж, вспоминает Эрна Фридриховна, надёжностью не отличался: получит зарплату, а домой не несёт. Пришлось устраиваться на работу самой. Так и попала она на комбинат, сначала простым учётчиком в консервный цех, а затем пошла по стопам родителей: молодую сотрудницу перевели в бухгалтерию. Бок о бок с дебетом и кредитом, по-немецки добросовестно и трудилась она до пенсии – с десятью классами образования, не окончив никаких курсов по специальности: смотрели тогда не в документы, а на хорошую работу. Даже уйти на пенсию сразу не получилось: постоянно приходили и просили остаться и поработать ещё.
С радостью встретила Эрна Плехова минувший юбилейный День Победы, а буквально за несколько дней до него отметила и собственное 85-летие. Гостей в её небольшой, но ухоженной квартире, каждый день рождения – не протолкнуться. Заглядывают бывшие коллеги, приходят и приезжают дети, внуки… Проблема – найти столько стульев, сетует хозяйка. Но отнюдь не расстраивается.
– Я самый богатый человек: посмотрите! – любуется Эрна Плехова фотографиями своих правнуков.
