«Полярный круг» представляет вниманию читателей ещё один рассказ корреспондента газеты Дмитрия Кельчина. Молодой талантливый автор пишет прозу о северянах – реальных людях, истории которых его вдохновляют.
Ямалу девяносто лет. И много веков. Не помню, сколько мне, но я так устал жить. Я всё чаще слышу голос, что зовёт меня на Север. Ты не поймёшь, если не умирал и не рождался здесь. Если на исходе лет не просил похоронить в родной земле. Мы с Севером росли вместе – мужали, взрослели, стареем тоже вместе. Расцветает моя земля – хорошо и мне, землю топчут, губят – вот и мне тяжело и тошно. С каждым своим ребёнком Ямал проживает новую жизнь, умирает и возрождается, каждый предсмертный вдох и новорождённый крик – это голос самой Арктики. И вот я полуслепой, седой, но всё равно слышу родной голос кругом. Я слышу Ямал. В завывании ветров. В громком лае собак пастухов. В звуках грома, что издают оленьи стада. В течении Оби, в каждой её крохотный икринке. В своей собственной крови. В песнях, которые поёт Геннадий из рода Салиндер, сын Тасу Ява – Тазовской земли. То завывание стаи вьюг, то осторожный шёпот иногда мягких сугробов, холодное, но яркое и лучистое солнце светит сквозь его чистые интонации.
Ему чуть больше двадцати лет. В раннем детстве он потерял родителей. Его воспитали суровые края. Ещё ребёнком Геннадий всегда брался за тяжёлую работу: проверял сети, ходил на зверя. Он всегда был один на один со своими проблемами и горькими переживаниями. Так зарождался характер. Так зарождался в нём голос Севера. Голос простывал от диких северных ветров, грубел, не находя отклика на ласковые слова, что некому было адресовать, кроме столь же молчаливых снегов. Появлялись в нём мужественные, сильные нотки, когда мальчик трудился на традиционном промысле, работал на стройке. Суров был край к слезам мальчишки – мёрзли слёзы на юном ещё лице, строг был взгляд неба: тебе почти четырнадцать, малец, как же тебе жить здесь, если ты плачешь от холода? Нежные мамины руки мальчик ещё чувствовал во сне, но горько было просыпаться, понимая, что их тепло – это тепло шерстяных одеял, которыми укутался. Но все эти трудности сделали его тем, кем он должен был стать. Геннадий вырос от природы крепким, рослым парнем. С могучим торсом. Созданным для того, чтобы вместить в себя и выдержать всю дикую силу таланта. Масштабы его голоса просто немыслимы. Это настоящий феномен.
Его любимая сцена – рыбацкие пески. Там местные богатыри воинственно врезаются в берег лодками, как настоящие викинги. В народе ходит легенда, что своим голосом Геннадий способен даже рыбу приманить – он словно зов земли северной. В каждом переливе его голоса и печаль от ранних потерь, и радость самой жизни, шаманским шелестом касается сердец то шёлковый, то терпкий и шершавый глас его, он словно совмещает в себе все инструменты мира: и звонкий перелив гитарных струн, и острое звучанье скрипки, и мелодичное фортепиано. Способен его голос рассказать тысячи историй, близких каждому: о матери, взрастившей пятерых детей, о влюблённом юноше, о сыне, рано потерявшем мать, о баловне судьбы – единственном ребёнке. И каждый в тех историях себя узнать способен. Во время выступления слушающие вместе с песней проживают целую жизнь.
Помню, как впервые услышал Геннадия. Песня раздалась оглушительным выстрелом прямо в сердце. Сединой прошла она по моим вискам и замёрзшим рекам. Глаза засверкали кострами, что разжигали наши предки среди ледяной пустыни. Мы унаследовали эту землю от сильных поколений, сумевших вести охоту без снегоходов и патронов. Сильными были голоса их – слышны на столетия вперёд! Спой нам, Геннадий! Пусть мир услышит голос Ямала!
